1. Имя Персонажа:
Эйна Молчаливая

2. Возраст и раса:
25 лет / Бретонка по матери

3. Пол / Сексуальная ориентация:
Женский / Гетеро

4. Профессия:
Безработная

5. Навыки и расовая способность:
 - Выживание
 - Рёв оборотня
 - Сила зверя
 - Акробатика
Расовая способность - ликантропия

6. Внешность:
     Эйна – наследница бретонской и нордской кровей. Шести футов роста, телосложением – худощавая. Небольшая грудь, крепкие бедра широки, но не шире плеч. Наибольший вклад в немаленький рост девицы вносит длина ног - узкие в щиколотках, обладают видимым и осязаемым рельефом, острые коленки носят следы прошлых боевых заслуг – и не сосчитать,  сколько раз они были сбиты в детстве.
     Можно сказать, что  черты лица ее приятны - для кого-то в большей, для кого-то в меньшей степени. Однако глаза серо-голубого цвета отмечены не совсем здоровым блеском, и далеко не всем будет приятен зрительный контакт. Веки припухшие, явно заметная морщинка пролегла на переносице от постоянной привычки хмурить брови. На лице, как и на теле, множество порезов различной степени свежести.
     Нос самый что ни на есть обычный, не несет в себе признаков яркой и подчеркнутой индивидуальности. Щеки немного впалые.  Губы полные, очерчены четко, откровенно чувственные, с выступающей вперед верхней губой. Небольшой скругленный подбородок тоже несколько выступает вперед. В довершение образа стоит сказать о волосах – не такие и густые, массу имеют приличную, за счет толщины волоса, теперь выглядят так, будто их едва касались гребнем, а чистота шевелюры хозяйку заботит мало.
     Если немного об общем впечатлении – довольно мрачное. Говорит мало, можно подумать - немая. Имеет дурную привычку пристально пялиться без особой на то причины. Хотя редко кто имеет возможность оценить ее в той или иной степени – склонна общества сторониться.

7. Характер:
     Контроль своего животного «я» требует некоторой доли силы воли и духа, которые девушка воспитала в себе, пройдя недолгий и не самый простой жизненный путь до сегодняшнего дня. Эйна борец, но борьба происходит внутри, она сдерживает эмоции и потребности в угоду собственных идеалов. Еще с раннего детства девушка всегда пыталась быть лучше, в первую очередь в глазах собственных родителей. Любви которых ей так не хватало. Когда же на ее плечи легла опека о братьях и сестре, она смело приняла этот вызов, отдав частичку себя.
      Ее алчущая справедливости натура не может не удержаться от внутренней критики происходящего вокруг, находя множество явлений далеко неидеальных, что порой приводит к жгучему желанию исправить все. Для нее важно достичь цели, но впоследствии она погружается в процесс. То же относится и к людям. Находя их недостатки, Эйна может попытаться исправить то, что по ее разумению неправильно. Но подобная практика часто приводила к разочарованию, так что Эйна стала по большей части сторониться людей, и не совсем людей, с молодых лет, не ощущая отдачи. Однако, если девушка все же нащупает ответную реакцию, она будет поистине преданным другом, а ее стремление помочь не будет знать границ.
     Способна любить сильно, самоотверженно, отдавая себя без остатка. В этой самоотверженности – вся она. За близких готова набивать шишки и синяки - как себе, так и обидчикам. В стрессовых ситуациях ей свойственна резкая реакция на происходящее. Если обычно она медлительна и действует более ли менее обдуманно, то в экстренных моментах она проявляет неожиданную для нее агрессию и поспешность в поступках. Испытывая постоянное напряжение, ей бывает порой сложно расслабиться, и только тогда, когда вновь настанет в ее жизни мир и покой, Эйна сможет отойти от внутренних терзаний. В ней может открыться мечтательная натура, она будет строить планы на будущее, смотреть на жизнь проще и улыбаться прохожим. Как когда-то.

8. Семья:
Мать – Франсина Клермон, бретонка сорока двух лет от роду, бежавшая в Скайрим из Сиродиила после домашней бытовухи, в прошлом травница, помощница алхимика;
Отец – Адальстейн, норд родом из Фолкрита, пятидесяти лет, плотник, дровосек, ныне – калека;
Братья – Хрейдар,  Ингимар, двадцати и пятнадцати лет соответственно;
Сестра – Тордис, восемнадцать лет;
Возлюбленный Фальх, имперец двадцати трех лет, и новорожденный ребенок – судьба неизвестна;

9. Биография:
     Родилась Эйна в поселении Фолкрит, в самом начале осени. Первые свои годы она прожила в средоточии родительской любви. Самые светлые черты в ней живы до сих пор благодаря этим воспоминаниям. Воспоминаниям смутным – они сопровождают девушку во снах, которые давно не несут покоя, но помогают оставаться человеком.
С младых лет она хвостом ходила за матерью, стремясь помогать ей во всем. Везде таскалась за маминой юбкой. И очень поздно, в сравнении с остальными детьми, научилась говорить, или просто не торопилась явить свое знание миру. К восьми годам в ее жизни один за другим появились непоседа Хрейдар и Тордис – девочка далеко не менее кроткого нрава. Заботы о них легли на плечи Эйны – мама нашла небольшой заработок при алхимической лавке. Можно сказать, семья не бедствовала –  домашняя и около домашняя живность обитали в тепле и сытости, а быт было доверено вести старшей дочери, как и стоило ожидать.
     Вскоре Франсина забеременела снова. Сын родился слабеньким и болезненным – сказались занятия алхимией, которые бретонка не оставила, даже будучи беременной. Но все же выжил, а мама надолго слегла. Эйна почти не отходила от ее постели, часто с Ингимаром на руках – когда женщина была спокойна и чувствовала себя лучше. Тяжело было осознавать, что ты мало чем можешь помочь – по мановению руки маму с постели не поднимешь. Не вернешь ей силы и улыбку, хотя дочь и старалась. Отец же почти не появлялся дома – разве что переночевать, все свободное время от работы время проводя в таверне. Мертвецки пьяное состояние, видимо, помогало ему чувствовать себя не столь беспомощным – становилось просто все равно. Эйна не помнила, чтобы он хоть раз спустился проведать жену.
     Однако она поправилась, встала на ноги – но Адальстейн бросать свою хмельную привычку не собирался. Впрочем, и буйным он не был, детей не трогал, заработок приносил в дом, как и прежде, пусть и заметно меньше – Франсина смирилась, только и самой нужно было работать. Об алхимии речи теперь не шло – она стала простой травницей, а Эйна, как и прежде, нянчилась с тремя теперь детьми, возилась по дому – и не желала себе другой доли.
     Время тянулось размеренно, хотя порой казалось, что оно завязло в гнилом болоте. Младшие подрастали, становясь по большей части предоставленными сами себе. Франсина, после того, как потеряла ребенка, и вовсе ушла в себя, живя дальше словно бы по инерции, все твердя, что это проклятая земля, проклятый город, отравленный несчастьем и смертью. Наверное, она имела право так говорить – Адальстейн, в очередной раз заложив за воротник, отправился рубить лес, обычное дело, вот только обратно его принесли на следующие сутки – живого, только ходить он больше не смог. Осыпавшаяся груда тяжеленных бревен, покалечив, намертво перебила ему ноги. Доходов семьи едва хватало на пропитание, не говоря уже о том, чтобы нанять целителя. По старой дружбе Захария, хозяйка алхимической лавки, отдавала матери дешевые зелья за так, но они могли лишь немного облегчить боль. Франсина все свое время проводила с мужем, посчитав, что Эйна подросла достаточно, чтобы заменить ее на поприще травницы и самостоятельно зарабатывать деньги.
     Общение с образованной женщиной пошло девочке на пользу, и она даже научилась читать, чему научиться раньше не было никакой возможности. Только круг ее обязанностей шире простеньких поручений, вроде подай-принеси, не распространялся, оно и к лучшему – Эйна больше времени проводила с братьями и сестрой, разделяя их детские шалости, которых сама себя в свое время добровольно лишила. Она была довольно ловкой и проворной от природы девочкой, однако не единожды вся эта возня оканчивалась ссадинами и синяками, хотя со временем подобных неприятностей стало куда меньше.
     По ночам, когда все уже спали, Эйна поднималась к родителям, чтобы увидеть отца, фактически прикованного к постели, подержать маму за руку – пусть даже спящую. Частенько рядом и засыпала, за что под утро с выговором бывала выдворена на детскую половину дома, если не проснулась и не ушла раньше. И при этом даже плакать не могла – «шутка» природы, лишившая ее такой возможности.
     Зато росла девчонка расторопной, и вскоре пара шустрых ног была на посылках у всего городка. Когда за монетку, когда и за еду, а когда и за пару добрых слов. Надо сказать, она была еще и весьма вынослива, если при этом успевала и за домом следить. Подраставшее поколение было куда беспечнее – росли детки практически на всем готовом, и не понимали, каким трудом достаются деньги, а Эйна не торопила их взрослеть. Да, она была им практически второй матерью, с младых ногтей менявшей им пеленки, кормившей с ложечки, утиравшей сопли, но не стремилась заменить им мать настоящую, которая к тому времени вся «растворилась» в муже и света вокруг не видела. И никто ее в этом винить не мог, тем более родная дочь. Все оставалось, как прежде. Почти.
     Пока в один прекрасный день (и погода стояла чудная) девушка не отправилась в лес за очередной порцией трав для Захарии. Вроде и тропы были хоженые, и леса знакомые, а все не слава богам – мысли были слишком рассеяны с приходом весны. Вместо того, чтобы внимательнее приглядываться к тому, что творится под ногами, девушка все чаще любовалась кусочками ярко-голубого неба среди крон деревьев и, даже охнуть не успев, провалилась в буквальном смысле под землю. Падать оказалось высоко и больно, но на относительно мягкую землю и не настолько, чтобы терять сознание. Запах под землей стоял немного лучше, чем совсем отвратительный, а в отдалении, насколько могла видеть полу ослеплённая перепадами освещения девушка, лежал комок черной шерсти, похожий на огромную черную собаку – и скулил, протяжно, страшно. Ей приходилось видеть собак и никогда – таких. Надо ли говорить, что у Эйны чуть ли не буквально зашевелились волосы на голове, а во рту пересохло. Она припала к земляной стене, вжавшись в нее всем телом и дыша через раз. Зверь не двигался – только скулил, так, что девушке пришлось даже побороться с желанием подойти, настолько жалким он начинал казаться спустя минуты.
     Эйна вздрогнула, заслышав скрежет металлических петель – из темноты вышел странного вида старичок, ссутулившись, он шел к зверю, неся что-то в руках, но не донес, замерев и впившись в девушку взглядом. Она почувствовала себя едва ли уютнее, чем наедине с гигантской псиной.
- Дитя мое, как ты сюда попала? Дрожишь… Пойдем со мной. Нечего тебе здесь делать, - и протянул руку.
И дитя вполне была согласна с обладателем тихого, вкрадчивого голоса, неуверенно кивнув и позволив старичку остаться за своей спиной. Она не успела сорваться на бег – не представляя, впрочем, куда бежать. Только почувствовала, как каждая клеточка ее тела взорвалась болью. Настала пора сознание потерять.
     Сколько Эйна провела без сознания до тех пор, как изволила очнуться – неизвестно, но пробуждение приятным не назовешь. Старик пытался ее напоить мерзкой на вкус и запах жидкостью – она и не представляла, что в этом сухоньком теле может быть столько силы, только глотала, давилась и стремилась излить все обратно на неизвестного садиста, расплескав половину посудины. Все, что происходило дальше, сплелось в один сплошной кроваво-красный комок с желтыми глазами – ее бросили в клетку к тому самому оборотню. Что могла противопоставить Эйна, будучи человеком, свирепой ярости животного? Ничего. Ей оставалось только ждать смерти, но она защищалась, как могла, отступая, пряча лицо, живот и подставляя под укусы руки и спину, пока держалась на ногах. Она даже не слышала собственного крика. От боли почти ослепла, когда удар чудовищной лапы отправил ее в непродолжительный полет до ближайшей преграды, оказавшейся земляной стеной. Осознание происходящего не покинуло ее совсем, как бы ни хотелось того, но именно оно позволило девушке понять, что все закончилось. Черная туша лежала в паре метров от нее. Смерть настигла оборотня от рук собственного тюремщика.
Что с этим старичком? Можно предположить, что в свое время он малость повредился умом, иначе, зачем устраивать подземное логово с оборотнями, пытками и алхимией. Однако не робкого десятка был человек, или не человек вовсе? Эйна осталась жива, заняв место пришедшей в негодность подопытной зверушки. Вместо человеческой пищи приходилось испытывать на себе, одно за другим, порождения алхимической мысли непризнанного "гения". И если одни зелья на самом деле приносили с собой когда облегчение, когда болезненное забытье, а когда и крайне неуместную эйфорию и всплеск эмоций, другие заставляли скручиваться в бараний рог, и последние, увы, приходилось пробовать куда чаще. Изредка старый сумасшедший подкармливал свою подопечную сырым мясом, чтобы не загнулась совсем. Хоть и не человечьим, но тоже мало приятного. Много раз, засыпая в полубреду, Эйна надеялась по пробуждении понять, что видела всего лишь пугающей реалистичности сон. Она на самом деле видела сны, и их несложно было спутать с реальностью – хотелось скорее проснуться. Поначалу Эйна даже сопротивлялась, насколько то было возможно, но пара электрических разрядов, пущенных по телу, лишали самой возможности бунтовать.
     Сколько времени прошло, она не знала, потеряла счет. Бред наяву стал ее неотъемлемым спутником. Ломало, колотило, выворачивало наизнанку. Будто что-то яростно рвалось наружу. Только даже вытошнить ее не могло по-нормальному, просто нечем – держали впроголодь. И так изо дня в день. Даже кровь – и той лишали.  Оставалась только мысль – за что?
     Но на долю человека никогда не выпадает больше испытаний, чем он может вынести. Пройдя которые, он либо погибает, либо остается жить – для испытаний новых. В продолжение судьбы Эйны свои коррективы внесла Серебряная Рука – так называли себя ворвавшиеся в логово сумасшедшего люди. Старик, забрав с собой парочку оборотнеборцев, был убит, а его лаборатория разорена. Девушку нашли – хотя бы потому, что она не особо скрывалась, прильнув к решеткам своей полуямы-полуклетки. Неведомые инстинкты велели ей спрятаться как можно дальше и не высовываться, но разве она их послушала? Мысль о том, что ее могут вытащить отсюда, что она вновь увидит маму, отца, братьев, даже Тордис, которая при любом удобном случае стремилась ей напакостить, вредное дитя, затмевала все остальные. Но воины, больше похожие на разбойников, явно не собирались оставлять в живых никого, в том числе и замухрышку с признаками лихорадки, а возможно и чего похуже. Ее вытащили из клетки и, что более явно доходило до Эйны, не из желания отпустить на волю. С оказавшейся неожиданной прытью девушка рванулась из не самой крепкой хватки и бросилась на первого попавшегося из окруживших ее мужчин, вцепляясь знатно отросшими ногтями в заросшее щетиной лицо. Тот заорал, а Эйну оттащили, забивая рукоятями мечей, и забили бы насмерть, только тот самый норд с расцарапанным в кровь лицом пожелал ей иной участи. Не такой скорой расправы.
     В итоге "счастливица" сменила одни клетки на другие – в одном из заброшенных фортов, который отряд организованных преступников избрал своим обиталищем. В том, что она оборотень, сомнений ни у кого не возникало, хотя девушка никак себя не проявляла, чему бы ее не подвергали. Было больно, страх за себя давно оказался зажат в угол и безжалостно растоптан и единственное, что казалось по-настоящему страшным – это дать волю зверю, которого буквально клещами тащили из нее. Итог всему этому был лишь один – она должна была умереть, и умереть хотела человеком. У судьбы на этот счет были свои взгляды.
    Сон в ту ночь отличался от прочих. Ей снился отец. Он качал свою маленькую Эйну на руках, улыбался, а в глазах стояли слезы. Та девочка, которой она была когда-то, потянулась к нему, обнимая, а сама девушка поняла, что на самом деле обнимает кого-то. Тяжелое дыхание над ухом и чужие руки на собственном теле – ощущение знакомое, но не такое приятное, как могло бы быть, вернуло ей рассудок. Девушка рванулась, что было сил, и почувствовала, что падает. Падать оказалось недалеко – но не на грязный камень, как предполагалось, а в траву. Эйна вдыхала запах свободы, не затхлых подземелий, пока что не до конца осознавая это. Сейчас она видела лишь склонившееся над ней испуганное лицо молодого имперца на фоне ночного неба. Смутно, но помнила его - один из тех бандитов, под чьим чутким вниманием она проводила дни и ночи в камерах форта. Имела право испытывать по этому поводу ненависть, но не испытала, как и благодарности - не испытала ничего, вновь впадая в сонное забытье. Прошло еще немало времени, прежде чем она обняла своего спасителя по-настоящему, понимая, что теперь не сможет быть одна.
     Около года они были в бегах, опасаясь друг за друга больше, чем за самих себя - при побеге Фальх умудрился пустить кровь парочке бывших товарищей, со смертельным для тех исходом. Безопаснее было бы укрыться за стенами города, вряд ли шайка охотников на оборотней сунется в их пределы, только обоим беглецам казалось, что в их случае безопаснее кочевать. Они никогда не ночевали дважды в одном месте, редко им были домом жесткие постели таверн, чаще – лес и открытое небо. Эйна смогла отчасти зализать застарелые раны, но все осложнялось необходимостью ладить с собственной оборотной стороной. Стало еще тяжелее, когда девушка осознала, что носит ребенка. Фальх не сбежал, напротив, уверял, что не оставит ее, и будущий малыш будет счастьем для них обоих. Только счастлив ли будет – этого он не знал наверняка, и меньше всего Эйна хотела для ребенка судьбы дикаря. Она взяла с парня обещание воспитать его, ведь имперцу вернуться к цивилизованной жизни было бы гораздо проще, для себя же девушка не видела особых перспектив. Поневоле он сдержал обещание.
     По-крайней мере, Эйне хотелось верить в это, когда она в бессилии грызла землю где-то в окрестностях Рифтена. Повезло ли ей очнуться в собственном теле? Когда начались роды, девушка была еще в сознании, и последнее, что она помнила перед тем, как выпасть за грань реальности – крик новорожденного. То, что происходило дальше, в сознании самой Эйны выглядело явью. Она хотела взять младенца на руки, но не могла дотянуться, и рядом не было никого, кто бы смог помочь. Слышались крики, и Эйна видела себя в окружении дикой безликой толпы, которая растерзала ее малыша на части. Видения сменяли друг друга, вселяя ужас, а в самых глубинах души из обид, боли, тоски и непонимания рождалось новое чувство – ненависть и злоба загнанного в угол существа. Она кричала, не слыша себя, и чувствовала, что меняется – вытесняя человека, в ней просыпается тот самый зверь, которого она ненавидела почти так же. Воля оборотня взяла верх, ломая не только сознание. Эйна больше не осознавала себя, до тех самых пор, когда обрывки, именно обрывки воспоминаний, проблесками мелькая перед помутневшим взором, не вернули ей понимание того, кто она на самом деле. Человек. Все двадцать четыре года ее жизни, казалось, в один миг пронеслись в голове ослепленного злобой животного, излившись в леденящий сердце вой. И все.
    Хотя человеческое начало в ней все же одержало верх, сколько-нибудь воодушевления по этому поводу Эйна не испытала – в душе была пустота. Ледяная, черная, невосполнимая. В ее жизни, возможно, больше не было никого, кому бы она не могла причинить боль.
Она понимала, что убила их. И была только крохотная капелька надежды на то, что ее любимый и малыш живы и в безопасности теперь.

10. Имущество и недвижимость:
    Материальная ценность утраченной при обращении одежды, которую теперь даже на тряпки не пустить - 40 септимов;
    Подпорченный следами крови, но уцелевший плащ (20 септимов), стальной кинжал (25 септимов) и все сбережения - 52 септима россыпью на земле и 151 септим в прорванном тканевом мешочке (2 септима) потеряны в лесу и ждут свою хозяйку, или того, кому посчастливится найти сокровище раньше;
    На шее осталось медное колечко с гранатом на длинной цепочке (120 септимов).

11. Связь с вами:
ЛС

Отредактировано Эйна (2013-09-24 22:46:39)