1. Имя Персонажа:
Предпочитает, чтобы ее называли Сэнд или Сойка. При рождении ей дали имя Примула, но уже лет девять она никому так не представляется.

2. Возраст и раса:
25 лет | бретонец

3. Пол / Сексуальная ориентация:
Женский | гетеро

4. Профессия:
Безработная. Бывшая ученица Коллегии Винтерхолда и бывшая же ученица Коллегии Бардов. Когда-то, еще в Хай Роке, была послушницей в храме Мары.

5. Навыки и расовая способность.
Навыки: Восстановление | Колдовство | Музыка | Скрытность
Расовая способность: сопротивление магии.

6. Внешность:
Сэнд никогда не считала себя хоть сколько-нибудь привлекательной, а потому у нее весьма болезненное отношение к собственной внешности. Громко заявляя, что ей наплевать, она, тем не менее, всегда старается выглядеть хотя бы ухоженной.

При первом мимолетном взгляде сразу возникает чувство, что природа просто взяла множество других бретонок, и вылепила из всего этого многообразия нечто среднее. Смотришь, и думаешь: фигура как фигура, лицо как лицо, и вроде бы ничего особенного. Сойка похожа сразу на всех, и в тоже время ни на кого.
Роста Сэнд среднего, но часто сутулится, отчего кажется ниже, чем на самом деле. У нее правильной, овальной формы лицо, светлая, отвыкшая от южного солнца кожа и вьющиеся волосы, длиной до лопаток, то ли русые, то ли светло-каштановые. Сэнд обычно собирает их в хвост, чтобы не мешались.

Аккуратный прямой нос, высокий лоб, слабо выраженные скулы и, пожалуй, челюсть чуть тяжелее, чем нужно. Полные, но небольшие губы можно было бы назвать чувственными, однако уж слишком часто они бывают сурово поджаты, что несколько портит общее впечатление. В целом Сэнд нельзя назвать обладательницей живой мимики, и большую часть времени лицо ее сохраняет холодно беспристрастное выражение.
Единственная мало-мальски запоминающаяся черта и проводник всех эмоций – глаза. Они у Сэнд разного цвета. Голубой левый и серо-зеленый правый. Никакой мистики и хитрого волшебства, она просто родилась такой. В детстве эта особенность служила источником постоянных насмешек со стороны сверстников, но теперь цвета потускнели, и разница уже не так заметна. Бывает, случайным собеседникам требуется порядком времени, чтобы осознать, в чем же тут подвох.

Движения Сэнд всегда стремительны и порывисты, даже слегка резковаты, как и манера речи. А вот голос, к всеобщему удивлению, у нее весьма приятный, бархатистый и богатый на интонации. Однако оценить его по достоинству удается редко.
Одевается во что придется, частенько в мужскую одежду. Украшений не носит, исключение – нарочито грубое серебряное кольцо на большом пальце левой руки. На правое запястье повязана ярко-синяя лента, а точнее просто оторванный откуда-то лоскут. За эту неизменную деталь кто-то из знакомых и прозвал ее Сойкой.

7. Характер:
Сойка не из тех, кого можно назвать «душа нараспашку». Она одиночка, долго привыкает к людям и некомфортно чувствует себя в большой компании. Упряма и несколько эгоистична, ненавидит просить о помощи, даже когда отчаянно в ней нуждается. Флегматично реагируя на большинство внешних раздражителей, напрямую ее не затрагивающих, Сэнд, тем не менее, мгновенно ощетинивается, стоит кому-нибудь перейти невидимую черту, за которой начинается ее личное пространство. Она с трудом выносит чужие прикосновения, приходя в ярость, когда до нее дотрагиваются без разрешения. На любые вопросы о семье отвечает резко и категорично, сразу пресекая дальнейшие расспросы.

Импульсивна, при этом редко когда испытывает чувство вины или стыда за свои поступки. Она часто говорит, не задумываясь о том, что может задеть кого-то своими словами, и будто вовсе не умеет по-настоящему сочувствовать и сопереживать. Временами страдает от резких перепадов настроения, когда безудержный энтузиазм и эйфория без всякой видимой причины сменяются унынием и полным упадком сил. Способная быстро учиться, Сэнд всегда сосредоточена на тех вещах, которые ей интересны или необходимы, однако остальные ее просто раздражают. Но если уж она берется за что-либо, то старается изо всех сил.

Сэнд не любит подолгу оставаться на одном месте, предпочитает “кочевать”, но при этом она постоянна в своих привычках, которые некоторым кажутся совершенно бессмысленными. Ставшее почти ритуальным наматывание синего лоскута на запястье – яркий тому пример. Не страдает расовыми предрассудками, и никогда не судит по внешности. Родившись и проведя полжизни в храме, она сохранила некую нотку религиозности, и в особенно трудных ситуациях возносит молитвы Богам, впрочем, вслух – никогда. Раньше Сойка любила петь, но потом забросила это занятие. Теперь она поет лишь изредка, вполголоса, когда думает, что ее никто не слышит.
Часто ходит босиком.

8. Семья:
Бетани – мать, 42 года. Прислужница в храме Мары города Гленумбра, Хай Рок.
Это рано состарившаяся, измученная болью утрат женщина, целиком ушедшая в дела храма и молитвы. Ничего не знает о судьбе дочери.

9. Биография:
История эта начинается далеко на западе в отдаленной провинции Хай Рока - Гленумбрийских Вересках, что давно стали частью королевства Даггерфолл.

Матушка Сэнд, Бетани, происходила из бедной крестьянской семьи, где верхом грамотности считалось умение написать да прочесть собственное имя. Родители ее давно умерли, и она пыталась прокормить себя и младшего брата, работая птичницей в поместье каких-то мелких дворян. Многие мужчины находили ее очень хорошенькой, восхищаясь лучистыми зелеными глазами и обрамлявшими круглое личико золотыми кудрями, которые вечно выбивались из-под косынки. Однако Бетани с рождения была глухонемой. Некоторые ее жалели, но большинству не было дела до «немой Бет». И нет ничего удивительного, что однажды нашелся человек, не упустивший случая воспользоваться таким удобным изъяном.

Бетани навсегда запомнила, как молодой господин в богатых одеждах оставил ее, беззвучно рыдающую, на дощатом полу птичника, покрытом перьями и пометом. Насвистывая, он пошел в дом, пристегивая к поясу меч в украшенных ножнах, а она судорожно сжимала подол порванной юбки, и лишь радовалась тому, что семилетний брат, обычно крутившийся подле нее, ничего не видел.

Так или иначе, рассказать об этом Бетани все равно не могла. А даже если бы и могла, что проку в жалобах глупой крестьянки. И посему, когда кровь была смыта, одежда заштопана, а от синяков и ссадин осталось едва уловимое напоминание, жизнь, казалось, вновь пошла своим чередом. Но через пару месяцев Боги вновь решили подвергнуть бедняжку суровому испытанию. Ее брат, ее драгоценный Оттис пропал, а спустя несколько дней рыбаки выловили из реки тело маленького утопленника. И тогда же, не успев отойти от горя, Бетани осознала, что носит под сердцем ребенка. Она поняла, что с младенцем ее наверняка прогонят взашей, поэтому, когда округлившийся живот уже невозможно было скрывать, потихоньку собралась, и ушла в город, найдя прибежище в тамошнем храме Мары. Она прибиралась, ухаживала за садом, делала свечи, и горячо молилась. Выполняла любую работу, лишь бы быть полезной, лишь бы ее не выставили вон. Впрочем, никто этого делать не собирался.

Наконец, в ночь на тринадцатое число месяца Руки Дождя, в страшную грозу, самую сильную за последние несколько лет, Бетани, глухонемая прислужница храма Мары, родила девочку. Дитя мертво – сперва подумали служители, принимавшие роды, но, к счастью, они ошиблись. Хотя, Сэнд тогда была настолько слаба, что если бы не искусство местных врачевателей, она наверняка бы погибла.
Девочку решили назвать Примула, в честь распустившихся накануне первоцветов.

Жить и работать при храме среди добрых людей, быть сытой и одетой, учиться грамоте, а потом и магическим наукам – не такая уж плохая судьба. А для появившейся на свет из семени боли и унижения Примулы такой путь был самым лучшим из всех возможных. К тому же оказалось, что у нее сильный, красивый голос и хороший слух. Вскоре она уже пела для прихожан. Девочка могла быть счастлива, но... всегда есть «но». Куда бы она ни пошла местная детвора осыпала ее насмешками, которые касались абсолютно всего, начиная от глаз, из-за которых Примулу обзывали ведьмой, и заканчивая тем, что у нее нет отца.
Чувствовать себя чужой было тяжело. Примула злилась, кричала, чтобы ее оставили в покое, плакала в укромном уголке, и мечтала о таком волшебстве, с помощью которого можно будет отомстить всем, кто дразнит ее. То, что служители Мары не могли обучить ее ничему из того, что в представлении девочки помогло бы ей раз и навсегда заткнуть рот обидчикам, пожалуй, было к лучшему. Учили же они всепрощению, повторяли «слова Мары» о любви и мире, да велели направить свои силы на помощь нуждающимся, приходящим в храм, в том числе, за исцелением. В конце концов, Примула почти примирилась с тем, что ей суждено быть посмешищем, местной юродивой. Со временем насмешки стали звучать реже, и хотя полностью не прекратились, она теперь просто не обращала внимания, окончательно замкнувшись в себе. Постепенно ее холодность начала отталкивать даже тех, кто не питал к ней никакого зла. Матушка Примулы, которая по-прежнему трудилась в храме, конечно как умела, старалась поддерживать свое чадо, однако в ответ натыкалась на глухую стену отчуждения и несправедливые упреки. Пусть Бетани не могла слышать, но злые взгляды исподлобья – вполне красноречивый знак.

Примуле было пятнадцать, а в ее жизни ничего толком не менялось, и каждый новый день как две капли воды походил на предыдущий. Все тонуло в бесконечно серой рутине, и ничто уже не радовало, даже пение. Единственными ее друзьями были грядки с репой да ласточка со сломанным крылом, которую она старательно выхаживала. Намеренно она не пользовалась магией, эгоистично желая, чтобы птица подольше оставалась с ней.

Точно таким же обещал быть и следующий год, а за ним и другой, и так еще очень долго, с той лишь разницей, что ласточка рано или поздно улетит, а Примула останется.
Но когда новой весной окрепшая птаха радостно поднялась в небо, и скрылась где-то за деревьями, девчонка поняла, что больше так не может. Дополнительным толчком послужили разговоры о том, что неплохо бы ей стать настоящей жрицей Мары, целиком посвятить себя делу храма, исцелению раненых душ, благословлению влюбленных и проповедям.

Собрав кое-какие вещи, Примула нацарапала короткую записку для матери, и, притворившись больной, улизнула, пока все были заняты вечерней трапезой. Ненавистный ей город вместе с храмом оставался все дальше и дальше, но по мере того как садилось солнце, ее одолевали сомнения. Она гадала, заметили уже ее отсутствие? Ищут ли ее? Беспокоятся ли? Ну а когда совсем стемнело, и шерстяной платок перестал спасать от ночного холода, Примула и вовсе начала жалеть, что ушла.
Она свернула с мощеной дороги в пролесок, и после нескольких безуспешных попыток развести костер, так и заночевала в ближайшем овраге, тщетно пытаясь согреться. Наутро она умяла всю ту скудную провизию, что прихватила с собой, и отправилась дальше, в неизвестность. Путь к свободе и абстрактному счастью оказался намного тернистее, чем думала Примула. Со стыдом она вспоминала о своих наивных грезах, потирая затекшую после сна на жесткой земле спину. К вечеру у нее начало сводить желудок от голода, а в дырявом бурдюке не осталось воды. Но только осознав, что “пролесок” никак не заканчивается, и она не представляет, куда идет, Примула по-настоящему испугалась. Коснувшийся вскоре ее ушей протяжный волчий вой, звучал как печальная, но неизбежная концовка этой истории, которая толком так и не успела начаться.

Подгоняемая заунывной песней серых хищников и мелькавшими, как ей казалось, меж деревьев косматыми тенями, она бежала сломя голову, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки, что норовили крепко “схватить” ее за волосы. У страха, как известно, глаза велики, но тогда Примула готова была поклясться, что жуткие челюсти клацнули прямо возле ее головы, когда она вдруг кубарем полетела с небольшого пригорка, отчаянно цепляясь за редкую траву. За болезненным приземлением последовало растянувшееся на целую вечность мгновение тишины. И вдруг – визг раненого зверя и громкие, сердитые голоса где-то совсем рядом.
Чуть живая, она неподвижно лежала лицом вниз, да, затаив дыхание, прислушивалась. Голоса приблизились, и, похоже, теперь спорили, мертва она или нет. Примула боялась сделать лишний вздох, и лишь когда кто-то из говоривших ткнул ее носком сапога в бок, громко охнув, вскочила на ноги.

Позднее беглянка поняла, что ей несказанно повезло. Она не только вновь выбралась из зарослей к дороге, но и свалилась на головы не какой-нибудь банде лесных разбойников, а бродячим артистам. Ее накормили, напоили, усадили возле костра и пытались расспрашивать, но вскоре бросили это гиблое дело. Все равно из Примулы, назвавшейся первым пришедшим ей в голову именем, которое, впрочем, больше походило на кличку для собаки, ничего толком нельзя было вытянуть. Она неловко врала, прикидываясь нищей сиротой, однако, несмотря на очевидную ложь, прогонять ее не стали. Сперва ей разрешили остаться до ближайшего города, затем она задержалась еще ненадолго, ну а потом вопрос о том, чтобы «Сэнд» шла своей дорогой, как-то забылся сам собой. Она наконец-то чувствовала, что находится на своем месте.

Бывшая прислужница храма Мары, выбравшая себе новое имя и новую судьбу, попала в весьма пеструю компанию. Всего их было шестеро, не считая Сэнд: аргонианка Ниша, имперка Вилена, босмер Танор, бретон Эрнард, норд Ингвар. А главным был отец Ингвара - Рольф, которого все величали просто Старик. Они называли себя бродячими артистами, однако пение (а так же игра на лютне и флейте, танцы, жонглирование да фокусы) на городских площадях было лишь малой частью из того, чем занимались эти ребята. Откровенная контрабанда, посредничество, и в тоже время вполне законная доставка каких-то мелких товаров по заказу особо скупых (и рисковых) лавочников. Иногда они сопровождали весьма странных людей, а однажды везли мертвецов. Впрочем, Сэнд не жаловалась, хотя жизнь ее теперь и состояла сплошь из утомительных переходов от города к городу, да частых ночевок под открытым небом, когда мечтаешь лишь о теплом очаге какого-нибудь постоялого двора и сне на настоящей кровати.

Довольно быстро Сэнд уловила разницу между пением в храме, и тем, что ей требовалось исполнять перед скучающими зеваками в очередном городке, чтобы заработать хоть несколько монет. К сожалению, а может и к счастью, уличной певички из нее все же не получилось. Задорные и легкомысленные песенки, которые сочинял Танор, ей никак не давались. Не нравилось ей и всеобщее внимание, она ощущала себя не в своей тарелке в окружении стольких людей. Сэнд любила быть незаметной.
Она решила, что принесет всем больше пользы, если сосредоточится на магии, тем более возможностей для совершенствования своих целительских талантов всегда находилось предостаточно. Но ей хотелось большего, поэтому она принялась донимать единственного, кто мог ей помочь – Эрнарда. В конце концов, бретонец сдался, однако вопреки желаниям Сэнд, наотрез отказался обучать ее магии Разрушения. С таким то характером девица легко станет угрозой для себя и окружающих, здраво рассудил он. Колдовство, на его взгляд, со всеми своими тонкостями и подводными камнями подходило куда лучше. Хотя правду сказать, он надеялся, что эта наука окажется слишком сложной для Сэнд, и она вскоре сама отступится.

Действительно, новая магия давалась ей с большим трудом, но в тоже время хорошо дисциплинировала, да и упрямство чистой воды не позволяло ей сдаться. Эрнард к тому же оказался весьма неплохим наставников, сумев найти к ней правильный подход. Он был почти втрое старше Сэнд, однако через какое-то время они незаметно переступили через незримую границу в отношениях учитель-ученик. То было счастливое время, но и ему суждено было закончиться

Ей было почти двадцать пять, когда судьба забросила их в Норпоинт – странный городишко со странной историей, если не сказать страшной. Дельце это попахивало гнильцой еще до того, как на подступах к продуваемому холодными северными ветрами городу они увидели раскачивающихся на деревьях висельников с выклеванными глазами. Только вот деньги платили действительно хорошие, тут и более осторожные жулики не смогли бы устоять. Всего то и требовалось – доставить местным мятежникам, или кем там они были, оружие в обход бдительного ока стражи и тамошнего графа, слухи о котором ходили самые неутешительные. Стоит ли говорить, что на словах все звучало куда проще, чем оказалось в действительности.

Рольфа убили во время внезапной облавы, когда тот отправился договариваться с покупателями. Горе контрабандисты оказались в весьма затруднительном положении. Лошадей увели какие-то окрестные молодчики, и они остались сидеть на двух десятках мечей из отличной стали, дюжине крепких щитов и луков, не имея в запасе ни одного, даже самого плохенького плана. Тяжелее всего пришлось сыну Рольфа, Ингвару, который разрывался между желанием отомстить, закончить работу и свалить ко всем даэдра, бросив товар в воду, чтобы навлекшее на них такие неприятности добро не досталось никому.
Целый месяц, ужасно долгий месяц они ныкались по каким-то норам и притонам, стараясь не попасть под горячую руку “графа-вешателя”. Оружие решили спрятать в лесу до лучших времен, правда, подходящие времена все никак не наступали. Может и сейчас эти мечи да луки лежат себе нетронутые под толстым слоем земли, лапника и снега, если конечно не нашел никто.

В конце концов, им удалось договориться с капитаном небольшого судна, которое отплывало в Скайрим. Ну как договориться… У капитана, тоже не слишком чистого на руку, оказалась губа не дура, и для того, чтобы он согласился взять на борт хотя бы троих, им пришлось отдать почти все оставшиеся деньги. Нужно было выбирать.

И вот, после долгого выматывающего путешествия в переполненном, провонявшем рыбой и гнилой капустой трюме Сэнд в компании Танора и Вилены ступила берег северной провинции.
Оказавшись в Солитьюде практически без средств к существованию, вся троица, недолго думая, отправилась обивать порог Коллегии Бардов. Рассчитывать на то, что каких-то оборванцев, не способных толком заплатить за свое обучение, примут с распростертыми объятиями было в высшей степени самонадеянно, но даже такая надежда лучше, чем полное ее отсутствие. Страхи их оказались напрасны, видимо талант все еще ценился выше золота. Однако если Вилена и Танор остались вполне довольны, то Сэнд пребывание в доме бардов было в тягость. Через пару недель она, вдрызг разругавшись с Виармо, покинула и Солитьюд, и Хаафингар.

Прислушавшись к последнему совету Танора, несостоявшийся бард отправилась на восток, в Коллегию Винтерхолда, став одной из учениц. Но меньше чем через месяц история повторилась, и Сэнд со скандалом ушла, громко хлопнув дверью да разбив пару окон. Разумеется, те вещи, что были в ее распоряжении на время ученичества, она возвращать не собиралась. Из-за этого у нее с Фаральдой даже вышла бурная перепалка, грозившая перейти в полномасштабное сражение, в котором нерадивая студентка наверняка бы проиграла. И тем не менее, во время короткой остановки в Виндхельме Сэнд все же продала почти за бесценок кучу хлама, происходившего явно из Коллегии. Самое ценное, что там было – парочка мелких камней душ и незаряженный посох, который сгодился бы в качестве красивой трости, если укоротить.

Ну а Сойка, устав от севера, двинулась на юг. Сначала в Маркарт, решила она, а оттуда уже можно попробовать вернуться в Хай Рок.

10. Имущество и недвижимость:

Остаток: 100 септимов.

11. Связь с вами:

Отредактировано Сэнд (2013-07-14 21:36:24)