Где ты, Мать?
Как мне встретить Тебя, как узнать?
Почему далеко до родного крыльца?
Почему не могу даже толком припомнить лица?..
Кто обрёк нас друг друга по свету искать?

Где наш дом?
Отражаются звёзды в реке подо льдом.
Я утраты считать разучился давно.
Не сыскать ни следа, и на сердце темно …
Кто судил нашу жизнь беззаконным, жестоким судом?

Отзовись!
Может быть мы у разных племён родились?
Может, разных богов праотцы призывали в бою?
Всё равно я узнаю Тебя. И колени склоню.
И скажу: "Здравствуй, Мать. Я пришёл. Вот рука - обопрись…"

В тот самый момент, как Хранитель вместе с саркофагом Матери Ночи появились в убежище, в душе Лунной Тени поселилось непонятное беспокойное волнение, которое с каждым новым днем укоренялось и возрастало. Ассасин  все никак не могла найти себе места, стала более хмурой, чего никто не замечал, мысли разбегались, не давая даже углубиться в чтение, в котором всегда виделось спасение. Она старалась как можно меньше времени находиться в Убежище – хваталась практически за любые контракты, а если не было таковых, то просто седлала Гицура и удалялась в леса или горы. Подальше от Убежища, подальше от города, подальше от людей. Спала на голой земле, питалась чем придется, но чувствовала при этом небывалое облегчение. А все потому, что под сводами «дома» Тень снова начала видеть сновидения, впервые за многие годы. Размытые, липкие, непонятные. То зубовный скрежет, то громкие стоны, то чувство суеверного страха неизбежно вырывали ее из небытия. После пробуждения она не могла вспомнить своих снов, как ни старалась, но еще долго лежала и смотрела в потолок на влажной, то ли от пота, то ли от слез, подушке.
Удивительно, но Тень была, пожалуй, единственным членом темной семьи, который так ни разу и не приблизился к саркофагу Нечестивой Матроны. Конечно же ей этого очень хотелось, но священный трепет перед останками истинной и единственной главы Братства, практически неотлучная вахта безумного Хранителя и глупая боязнь быть понятной неправильно, отваживали ее от этого.
Сегодня ассасин вернулась в Убежище, после пятидневной отлучки, в надежде получить новый контракт, но Назир лишь только развел руками, в ответ на немой вопрос. Безликая вновь бы отправилась в леса, но ее останавливала поврежденная нога Гицура. Миновав Фолкрит и уже спускаясь по тропинке к дверям обители Братства, вымотанный жеребец наступил на острый камень, что и привело к легкой хромоте. Всадница понимала, что травма не такая уж и серьезная и что уже через пару дней конь сможет твердо упираться в землю всеми четырьмя копытами, но подвергать его сейчас лишним нагрузкам действительно не хотелось. Поэтому сегодня было решено переночевать в семье.
В эту ночь Тень долго не могла заснуть. Бессмысленный взгляд блуждал по, изученному до каждой трещины, сводчатому потолку, освещенному лишь только бледным пламенем одной единственной свечи. Ассасин упустила тот момент, когда в ее комнате появился посторонний. Рука машинально потянулась к кинжалу, но замерла на пол пути, остановленная одним единственным словом: «Идем», сказанным очень тихо, но при этом так же властно. Лица и расовой принадлежности незнакомки угадать было невозможно, но Тень была уверена, что никогда раньше с ней не встречалась. Голос ее не был похож ни на один из когда-либо слышанных …
Безликая резко распахнула глаза и рывком села на кровати. На столе тихо потрескивала догорающая свеча, блеклыми всполохами играл на стене отсвет. В комнате никого не было. Ассасин не могла сказать наверняка, было ли явление женщины реальным или она все-таки заснула и просто видела очень реалистичный сон. Хотелось повернуться на бок и снова попытаться уснуть, но единственное властное слово – неукоснительный приказ, до сих пор колоколом звучало в голове. Повинуясь какому-то неведомому порыву, практически не чувствуя власти над собственным телом, убийца встала с лежака и направилась к двери. Заперто. Бледная рука потянулась к ключу, торчавшему из замочной скважины. Оборот. Щелчок. Тонкий скрип медленно открывающейся двери. Все было будто во сне. Бесшумной тенью скользила Безликая по коридорам, совершенно не отдавая себе отчета в том, куда и для чего влечет ее неведомая сила. 
Святилище Матери. Саркофаг на небольшом возвышении. Распахнутые настежь створки. Свечи в нишах, дающие зловещий отсвет. Давящая тишина.
«Тихо… Ты слышишь, как тихо?» Тот же женский голос, который звал, раздался снова. Такой же приятный, тихий, немного печальный, но властный при этом. Тень оглянулась, хоть и понимала, что здесь никого нет, кроме нее и останков Матери. «Тишина длилась слишком долго, но теперь она умрет… Потому что я буду говорить… Я буду говорить с тобой… Ведь ты – Слышащая.» Словно камнем по голове ударили слова. Ассасин отпрянула назад, во все глаза глядя на мумию. На лбу выступил холодный пот, по спине пробежали мурашки, сердце бешено заколотилось в груди, пульсация крови в висках, а сквозь ткань маски  наружу вырывалось шумное учащенное дыхание. В голове метались сбивчивые мысли, с огромной скоростью сменяющие друг друга. «Этого не может быть… Я? Нет, я не могу. Я недостоин… Это сон… Это все неправда… Я не могу…» Этот сумбур разорвал Голос, то ли звучащий у убийцы в голове, то ли исходивший из истлевших уст самой Матроны. «Да, ты, Тора Орлиный Глаз. Ты, чье лицо сокрыто маской. Ты, в чьей душе таится тьма. Скажи Цицерону, что время пришло. Скажи ему те слова, которые он так долго ждал – «Тьма наступает со смертью тишины». И снова комната погрузилась в безмолвие…

Тяжело понять. Поверить невозможно. Легче принять за истину то, что всего лишь воспаленное воображение играет злую шутку, чем то, что Мать действительно заговорила. Заговорила с ней. Кровь пульсировала в висках, капельки холодного пота выступили на бледном лбу, а в голове эхом отдавались отголоски Ее слов. Тьма наступает со смертью тишины… Тьма наступает… Тьма… Тьма… Слишком фантастично, чтобы быть правдой. Слишком реально, чтобы не быть правдой.
Многие члены Семьи боялись наступления этого момента, боялись и не желали перемен, который он повлечет за собой. Некоторые страстно желали, чтобы это случилось, чтобы Матушка заговорила, ожидая возвращения к Догматам и возрождения Братства в былом величии. И лишь немногие грезили тем, чтобы удостоиться этой великой чести. И это была самая злая насмешка судьбы. Стремящиеся услышать действительно были преданными детьми Великого Отца Ужаса, старались блюсти Догматы, насколько это было возможно в нынешней ситуации и готовы были все отдать ради Матери и ради семьи… Фестус, Хранитель, Габриэлла… Но не она. Не Тень. Конечно, она в какой-то степени принадлежала к числу тех немногих, но она никогда, никогда не хотела слышать. Не хотела брать на себя такой ответственности. Не хотела селить разногласия в кругу их небольшой Темной Семьи. Не хотела огорчать Астрид, ту самую женщину, которая только лишь своими усилиями смогла поставить на ноги Братство, поддерживая тем самым огонек суеверного трепета в душах жителей провинции, ту, чьей силы духа хватило бы на всех темных братьев и сестер, ту, кто подарила Безликой новый смысл жизни, новый дом, новую семью.
Ноги стали ватными, во рту пересохло, а глаза застелила пелена. Шумно, с всхлипом вдохнув, ассасин медленно осела на пол и уставилась невидящим взором на иссохшее тело в саркофаге. «Почему именно я, Мать?» Но немой вопрос к могущественным, древним силам так и остался без ответа.
Хотелось бежать прочь отсюда. Пренебречь выбором Нечестивой Матроны, навлечь на себя гнев Ситиса, что угодно, лишь бы не рушить то, что создавалось долгими годами и без помощи и опеки давно мертвой, но от этого не менее великой, женщины. Но в то же время хотелось остаться здесь. Рассказать всем и каждому, в первую очередь главе Убежища о выпавшей на их долю возможности сделать Братство еще сильнее, еще могущественней. Противоречия раздирали душу девушки, вгоняли ее в панику, постепенно запуская защитный механизм.
«Мне это причудилось. Ну конечно же причудилось. И как только я мог подумать, что Мать действительно говорила со мной? Это просто усталость так сказывается на моем воображении. Или я просто схожу с ума. Ну конечно… Когда-нибудь это должно было произойти…» Бешено скакали, крутились успокаивающие мысли в голове коленопреклонной, чуть раскачивающейся из стороны в сторону, фигуры на каменном холодном полу. Сошел с ума… Сошел… Сошел… 
До омерзения неприятный голос прервал бешеные скачки сумбурных мыслей. Тень настолько глубоко ушла в себя и свои переживания, что даже не заметила присутствия в чертогах Матери кого-то постороннего. Шута. Сейчас, то ли из-за причудливых всполохов, растревоженных движениями свечей, то ли из-за атмосферы витавшей здесь, то ли из-за отсутствия идиотского колпака было в облике Хранителя что-то зловещее, пугающее. Сейчас он меньше всего походил на безобидного, сумасшедшего паяца, которого знала, к которому уже успела привыкнуть Семья. Яростный блеск в глазах. Поза человека, готового до последнего удара сердца защищать свою святыню. Завораживающее остро отточенное лезвие смертоносного кинжала. Всего несколько мгновений наблюдала перед собой Безликая хладнокровного и безжалостного убийцу, прирожденного ассасина, но потом он заговорил снова и снова стал привычным странноватым шутом.
И вновь отозвались эхом в голове слова, казалось, выцарапанные на скрижали памяти. Тьма наступает… Тьма… И снова Тень оказалась на распутье. Явственно слышимые слова Матери переплетались с собственным нежеланием принять действительность такой, какая она есть и боязнью предать Астрид, опровергнуть ее законное право быть главой того, что сейчас представляло собой Братство.
- Тьма наступает со смертью тишины, - хриплым шепотом, старательно отделяя слова, произнесла девушка. Казалось, будто язык ворочается сам по себе, будто бы подчиняясь какой-то неведанной, неподвластной его хозяйке, силе. И по спине пробежал холодок в томительном ожидании реакции рыжего шута. Больное воображение или все-таки тяжелая истина?

«Значит все-таки это правда» - пришло горькое осознание, а вместе с ним на тощие плечи рухнул тяжеленный камень ответственности. Теперь дальнейшая судьба Братства во многом зависела от нее и от того, как она будет нести волю Нечестивой Матроны. И от этого на душе становилось еще горче. Тень не могла, не умела полноценно взаимодействовать с окружающими. Загонявшая себя порой в добровольное продолжительное молчание, она начинала было считать, что скоро совсем разучится разговаривать. По крайней мере, первый шаг к этому уже был сделан – девица не умела вести полноценных диалогов. Забыла за ненадобностью. И это не смотря на то, что она была весьма начитанным человеком. Впрочем, косноязычию это совершенно не мешает. Но выбор пал на нее, значит, Мать сочла ее достойной. Избранной. Только вот от этого слабого утешения легче не становилось.
Безликая во все глаза смотрела на непомерно радостного Хранителя и во взгляде ее явственно читался страх. Страх перед неминуемыми переменами, которые наверняка повлечет за собой смерть тишины. Страх перед Астрид, которой такое положение дел вряд ли придется по душе. Страх быть непринятой, возможно даже осмеянной. Страх не оправдать выбор Матери. Страх перед грядущей публичностью. И последний пункт заметно преобладал над остальными. Привыкшая всегда держаться незаметно, девушка до дрожи боялась явить себя людям.
Шут направился прочь из чертогов и нордку, словно молнией, ударило понимание его целей. Ну конечно же, этот фанатичный безумец молчать не станет и уже через полчаса все убежище будет знать, что Темная Госпожа вернулась и на кого именно пало бремя нести ее волю. Его нужно срочно остановить любыми путями. Попытаться чем угодно заткнуть его мерзкий крикливый рот, лишь бы не рассказал, лишь бы не выдал. В этом порыве Тень дернулась вслед за Хранителем, но через два шага остановилась как вкопанная, намертво пригвожденная к каменному полу, звуками голоса. Ее Голоса.
«Итак, Братство становится ближе к своему возрождению» тихий шепоток остро резанул по сознанию, «Дитя взывает к Матери. Я даю задание - встретиться  с Амоном Мотьером в руинах Волунтруд» И больше Тень не слышала ни слова. Но тишина длилась не так долго.
На пороге комнатки возникла Астрид, а за ее спиной маячил рыжий Хранитель. Одного взгляда на главу Убежища было достаточно, чтобы внутри все оборвалось. Цицерон все рассказал. Впрочем, иначе быть не могло. Женщина была встревожена, и это чувствовалось в ее взгляде, движениях, явственно слышалось в ее голосе.
Очевидно-глупый вопрос в ответе не нуждался, поскольку никто не пришел на шум, поднятый паяцем, и Тень была в чертогах абсолютно одна, если не считать Голоса в ее голове.
- Она хочет, чтобы мы отправились в Волунтруд, - хрипло прошелестела пересохшими губами нордка и опустила голову, словно нашкодивший ребенок в ожидании неминуемого наказания, - И поговорили с Амоном Мотьером, - каждое слово ей давалось крайне тяжело, но Тень на уровне подсознания чувствовала, что просто обязана говорить.