Начало игры

Мой приятель норд, он в Скайриме живет,
Он горец отважный, лихой.
Он вино, эль и мёд горячими пьет,
В трактире вечерней порой.
Он как-то увидеть дракона был рад,
В полете над темной горой…
«Постой, - говорит, - вернемся назад,
Мы ж мёд не до пили с тобой!»
Так налей, налей, трактирщик, налей!
Налей-ка нам по одной!
Я пью всё подряд, ведь я страшно рад,
Что снова вернулся живой.

- Цивилизация – проворчал про себя орк, вступив в трактир и с ненавистью ударив лбом железную вывеску той облезлой крысой, в честь которой таверна была названа. Нет, конечно, в раздражении орка не было ничего конкретного. Он ничего не имел ни против Солитьюда, ни против трактиров как таковых. Проблема всегда была во взаимодействии с другими людьми. Надо было постоянно помнить бесконечное количество правил и стараться соблюдать их. Чего всякий орк, разумеется, крайне нелюбил. Например, нельзя было петь. А иногда, знаете, так распирало! К сожалению, запрет орков на самовыражение было не единственным досадным правилом на улицах Имперских Городов.
«Глупость, какая!» - говорил он себе всякий раз, когда его хватала стража на улице голым. Если мужчина желает быть обнажённым, почему ему должны запрещать это? И кто? Женщины-то всяко не против.
Во время Войны всё было проще, конечно. Единственное, что волновало военнокомандующих, была твоя сила. Если ты в бою мог победить самостоятельно несколько дюжин противников и, при этом, выжить, то легаты были готовы закрыть глаза на некоторые особенности твоего поведения. Тебе не надо было вести себя прилично или же действовать внутри системы. «Хочешь атаковать голым? Ладно. Не использовать стандартное оружие? Хорошо. Зайти к врагу с фланга? Нет проблем. Только снеси бошку этому скаммовому эльфу! И, об одном тебя прошу, делай всё это вне основных частей моего Легиона, хорошо?». Если бы Кору давали бы септим за каждого разгневанного Легата, то сейчас орк купил бы на эти деньги пива.
- Мрхмрх – мужчина грозно сдвинул брови и придвинулся к стойке, выразительно глядя на трактирщика. Вы, возможно, не знаете, но каждому ребёнку в детстве заботливые родители дарят книжку с картинками: «Бурчание орков: ключ к выживанию».
«Бурчание орка на дороге означает – «Дай мне свои деньги, сапоги и свою лошадь. Малаух, какая хреновая погода! Пошевеливайся!» - даже если погода хорошая, а сапоги орка лучше твоих, знай, маленький путешественник, бурчание орка на дороге означает именно это».
«Бурчание орка в вашем доме означает – «Дай мне свои деньги и алкоголь, после чего выйди из дома, пока я буду иметь твою жену. Малаух, какой хреновый у тебя дом! Пошевеливайся!» - даже если вы гомосексуалист и живёте с мужчиной, ничего не пьёте кроме редкого вина, а живёте в Императорских хоромах, бурчание орка в вашем доме ни в коем случае нельзя расценивать иначе!»
«Бурчание орка в вашем трактире означает «Дай мне свой самое забористое спиртное и расскажи мне о том, где можно заработать. Малаух, какая хреновая была поездка! Пошевеливайся!»
Пока трактирщик соображал, Корхан опёрся руками на первый же стол и, хрустнув старыми костями, рухнул на стул. Поездка, в этот раз, действительно, была скучной и изнурительной. Единственное развлечение, которое мог себе позволить бывший солдат, был разговор с кучером, а он оказался редкостной размазнёй. Всё говорил о своих детях, о прекрасных звёздах, о травах зелёных, да о Гражданской Войне. Орк лежал на дне телеги и отчаянно желал вырубиться, чтобы не слышать этот ужас.
Мужчине требовалась реабилитация. В виде крепкого, крепкого спиртного. В трактире, несмотря на поздний час, гремел смех и лилась популярная народная песня «Сдохни Ульфрик». Несмотря на свою отстранённость от политики, орк не мог не заметить, насколько хорошо и душевно бард пропел «И покатится твоя голова», на что мужчина оскалился и, кивнув, одобрительно похлопал.

Отредактировано Корхан гор-Кхор (2012-08-28 16:59:47)

>>>Хаафингар, Горные тропы

Оказавшись на пороге заведения с не самым аппетитным названием, девушка сбросила с головы капюшон и огляделась. Ничего примечательного или достойного внимания северянка не заметила. Обычный трактир, с обычным бардом, давно сорвавшим голос и обычной полупьяной толпой. Чудесно. Как раз то, что надо, чтобы ненадолго забыться после двух месяцев выслеживания крысы. И название у этого гадючника подходящее! Некрасивое лицо перекосило кривой ухмылкой, из-за чего оплавленная кожа натянулась, напоминая теперь пародию на маску злого духа. Однако, никто даже не повернул голову в сторону вошедшей, на свое, впрочем, счастье. Отряхнув с подола плаща липкую, грязно-серую пакость, в которую превращался снег после близкого знакомства с лошадиными копытами и колесами телег на тракте, девушка направилась к сердцу любого подобного заведения - трактирной стойке, старательно обходя слишком буйные компании. Трактирщик вопрошающе уставился на нового гостя своей таверны, мысленно прикидывая, сколько можно слупить с этой худосочной девки. По всему выходило, что не очень, а когда она подняла глаза... Не смотря на то, что мужчина был выше на полторы, а то и две головы, он внезапно почувствовал себя не очень уютно под изучающим взглядом.
- Вина, - хрипловатый грудной голос, так не подходящий тощей девахе, подействовал как ведро воды с плавающими в ней льдинками, - Горячего. С пряностями.
Фигурка скользнула в угол, где еще оставалось свободное место и устроилась за столиком. Отличное место для такой, как она - отсюда было прекрасно видно вход, а самое главное, за спиной была прочная стена. Последнее, чего Хэле сегодня хотелось, это вздрагивать из-за каждого взгляда брошенного между лопаток. Темная Сестра сложила руки на столешницу, и уставилась на покрасневшие от холода пальцы невидящим взглядом. Все теперь казалось бессмысленным. Пока Рикард был жив, у нее оставалась цель - найти и прикончить мерзкую тварь, отомстить за все, что ей пришлось пережить. За шрам изуродовавший лицо и душу, за волосы, покрывшиеся траурным пеплом... Убийца ударила по твердому дереву стола и громко выругалась на орсиниане, помянув, почему-то, эльфийские задницы. На тыльной стороне правой ладони осталась засохшая кровь. Не ее. Автоматически слизнув смазанную каплю нордка скривилась. Как и ожидалось - кровь у него была такая же, как и вся остальная суть - гнилое дерьмо.

Едва дверь таверны в очередной раз открылась, ненадолго впустив в помещение холодный ветер, Эйслин, которая и без того постоянно мерзла, недовольно поморщилась и плотнее закуталась в плащ. «Ох уж эти бесконечные сквозняки, ну сколько можно!» – говорила ее насупленная мордочка, но впрочем, из-за капюшона оценить ее мимических усилий никто не мог. Наверное, все дело было в том, что Воробей почти не пила ни меда, ни вина, ни прочих помогающих согреться напитков. Пьяный вор еще хуже, чем простуженный – считала она, сжимая ледяными пальцами пустую кружку.
Однако вошедший господин (назвать его иначе язык не поворачивался) заставил девушку отложить свое недовольство на потом. Слово «Богатство» парило над его головой, освещая пропитанный дымом и алкогольными парами зал большими огненными буквами. Так, по крайней мере, видела Воробей, доверяя наметанному глазу и выработанному за долгие годы практики нюху на подобные вещи. И кстати о вещах – золотая медаль, так заманчиво сверкавшая в неровном, мигающем свете таверны, только подтверждала догадки Эйслин о социальном статусе этого старикашки. Поэтому когда воровка осторожно двинулась вслед за важным господином, то в уме она уже прикидывала, сможет ли выяснить, где он живет, сколько у него охраны, и в котором часу он обычно ложится спать.
«Жаль что я не могу стать совсем-совсем невидимой», -подумала Воробей, огибая расположившуюся за одним из столов шумную компанию. Несмотря на то, что глаза ее неотрывно следили за богато-одетым стариком с золотой медалью, которую Эйслин уже мысленно добавила в свою коллекцию, лавировать между людьми ей удавалось вполне себе ловко и абсолютно естественно. Но все же способность исчезать и появляться по одному лишь щелчку пальцев была ее мечтой. Мечтой недосягаемой, так как никаких способностей к магии у воровки не наблюдалось. Зато ее брат Мартин, когда она навещала его в Коллегии, уже легко проделывал этот трюк. Вот талант так талант – искренне восхищалась Эйслин. И на что он его тратит? На какие-то огненные шары да молнии. Эффектно, но зачем они ему нужны? Разве только костер разжигать…
«Восточной имперской компанией», -услышала воровка, когда, остановившись чуть поодаль, она откинула капюшон. «Работа», «большое вознаграждение» - мысленно дополнила Воробей, и приготовилась ждать. Вот сейчас она и узнает, есть ли охотники подсобить несчастным ограбленным чиновникам, или ей можно спокойно готовить план кражи медали и переезда на некоторое время в другой город. К счастью или, к сожалению, долго ждать не пришлось – орк, которого Эйслин заприметила чуть ранее, громко произнес типично орчью, как показалось девушке, «формулу найма на работу». Воровка не удержалась и, улыбнувшись уголками губ, тенью скользнула вперед, с самым невинным видом встав возле орсимера и «господина из компании». Благо в сравнении с орком она выглядела крошечной и неприметной ровно настолько, чтобы спокойно ждать продолжения, заинтересованно переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Пыльный воздух таверны дрожал от веселого гама. Задорный хохот и звон бокалов сотрясали каменные стены «Смеющейся крысы», и в этом непрерывном гомоне растворялись мирские тревоги смертных. Голодное брюхо воровки, скорбные мысли убийцы и даже беды торговой компании утрачивали значение среди шумного веселья легионеров. Поэтому на солдата, чей сдавленный крик растаял в хмельном гвалте, мало кто обратил внимание. Его могучая нордская фигура показалась на пороге комнаты и поплыла темной грозовой тучей мимо потешного орка, мимо удалой карманницы, мимо лихих ветеранов. Тогда только затих пьяный гогот, и оборвалась на полуслове песня. Ее последние аккорды еще мгновение звенели в гробовой тишине, и эхом звучало «за юность мы пьем…»
Снова раздался задушенный крик солдата, и Марк обернулся. Вытянув ему навстречу страшные, обожженные до красноты руки, грузно шагал Альрик — самый молодой легионер Черного Дозора. Его то, с двумя другими рекрутами, легат Минуций и послал к орочьей крепости два дня назад.
Бледный свет Массера освещал теперь изувеченную голову молодого норда с короткими опаленными волосами. Лицо его, как и руки, покрылись красно-белыми волдырями, возле уха вспухла кровяная масса, а глаза впали и слиплись бурой коркой. В последний раз Альрик издал устрашающий, булькающий рык и рухнул на пол. Тут же к нему бросились в миг протрезвевшие ветераны, и Марк — впереди всех.

— Кто это сделал? — шипел он над ухом умирающего легионера, — кто это сделал?!

Но солдат уже не слышал. Широко раскинув руки, он дрожал в предсмертном ознобе и тихо стонал: «мама».
Глядя на слипшиеся коросты век молодого норда, Марк хотел обрести благословенную злобу, вспыхнуть священной яростью, но ощущал только пустоту, потому что был слишком стар и измотан.

«Эх ты, мама, — подумал он, — Чего  захотела  в  такое  время: растить сына. Хватит с тебя того, что ты родила его и отдала войне. В стране, где правят эльфы, не будет мира. Народ Империи кровью и жизнями платит за их предательство. Получай теперь, мать, назад своего недогарка».

Когда легат Минуций поднялся на ноги и окинул обмершую толпу холодным стальным взглядом, сердце Альрика уже остановилось.

>>> Мрачный замок

Отредактировано Марк Минуций (2012-12-29 14:04:37)

Выросшая в затерянном в лесах домике добровольной отшельницы Лииет, девушка всегда любила тишину и покой, и умела их ценить, как никто другой. Хрупкая паутина безмолвия означала для нее безопасность. Отсутствие звуков было благословенным знаком, что ее никто не тронет и не потревожит. Даже в убежище братства, где почти круглосуточно кто-нибудь копошился, можно было найти спокойное местечко. В лаборатории Бабеты, например. Хэле могла часами наблюдать за скупыми движениями рук этой древней старухи, запертой в теле юной девочки, когда вампирша готовила очередное зелье, тихим мелодичным голосом объясняя своей добровольной ученице тот или иной состав. Однако и в шуме трактира была свои прелесть - тут было совершенно невозможно сосредоточиться, а сегодня северянка отчаянно не хотела погружаться в темное болото своих воспоминаний. Нанося на тело предателя очередную рану она дублировала ее в своей душе, снова и снова вскрывая гнойные нарывы, заставляя себя вспоминать ту картину, из-за которой темная медь ее волос покрылась серебряной пылью. Растворившаяся в рваных звуках всеобщего гуляния, асассин вздрогнула, когда в последний раз тревожно дернулась струна и звенящая тишина опустилась на шумную толпу. Причина такой перемены стала понятна через несколько секунд. Убийца равнодушно смотрела на умирающего мужчину, с неудовольствием подмечая его сходство с жертвами Фестуса - он тоже любил превращать людей в плохо прожаренные бифштексы. Или - в горку дурно пахнущих внутренностей. Все зависело от настроения вздорного старикашки.
Тишина поднялась к потолку радужным мыльным пузырем и лопнула со звоном доспехов подскочивших к мертвецу легионеров.

Отредактировано Хэле (2012-09-15 13:31:33)

>>>Мрачный замок

Когда Амон вошел в таверну в его ноздри тут же ударил пряный аромат свежеприготовленной пищи. Из таверны легионеры выволокли своего израненного товарища, данмер проводил их взглядом, прикинув каковы шансы в Скайриме оказаться на месте этого солдата. Амон ухмыльнулся, вдохнув этот аромат, и немного расслабился. Впрочем, это было ненадолго. Он услышал звуки, которые всегда доносятся в любой таверне, в любой точке Тамриэля – звуки драки. Оглядев помещение, он увидел двух легионеров в легкой клепанной броне, сцепившихся в мертвой хватке. Недалеко у стены стояли вчерашние знакомые – Фулгрим и Таллим. Фулгрим увидел вошедшего данмера и хлопнул приятеля по плечу, вытянувшись по стойке смирно.  Таллим последовал его примеру, громко окрикнув дравшихся легионеров, но они уже не обращали внимание ни на кого. Амон быстро подошел к дерущимся и резко выбросил руку вперед, хватая правого бойца за руку, резко дергая ее назад, закручивая в болевой прием. Норд закричал и упал на колени, левой рукой хватаясь за плече, вывихнутое в болевом захвате. Второй недоуменно смотрел на происходящее несколько секунд, а потом его разум принял решение. Молодой имперец рванул вперед, стараясь спасти человека, с которым он только что дрался. Амон скользнул в сторону, уходя от удара, левой ладонью отведя в сторону летящий в лицо кулак. Правая рука откинула стонущего норда в сторону. Данмер резко присел и нанез резкий скользящий удар по лодыжкам имперца. Парень повалился на пол, а Амон встал в полный рост и коротко кивнул Фулгриму.

- Командир в помещении! Легионеры! Смирно! – зычно рявкнул норд, и Амон улыбнулся одними глазами, у Фулгрима были неплохие способности к управлению отрядом. «Надо бы принять к сведению», подумал данмер.

Лежащие на полу соперники тут же подскочили на ноги и вытянулись по струнке со злобой глядя то на данмера, то на друг друга. Амон сцепил руки за спиной и оглядел солдат суровым взглядом.

- Легионеры! Драться между собой – последнее дело в Легионе! – рявкнул Амон, обведя взглядом бойцов, хмуро смотрящих перед собой, - любые противоречия должны быть решены в спокойной обстановке. В условиях гражданской войны Легион не может позволить себе вести себя словно сборище вздорных щенков!
- Это недоразумение, префект Фетт, - проговорил Фулгрим, оглядев своих товарищей, - хлебнули лишнего и сорвались. Я и мои товарищи готовы понести заслуженное наказание. Легионеры дружно закивали.
- Похвально, что вы готовы разделить вину своих сослуживцев, но это не умоляет инцидента, - Амон прошелся по комнате, - это бойцы с караула?
- Так точно, префект, - ответил Фулгрим, - Аврентий Сандалл и Торим Молодая кровь.
- Торим и Аврентий, - Амон посмотрел исподлобья на своих подчиненных, - вы должны уяснить одно. Враг не будет разбираться, какие у вас друг с другом проблемы. Любая слабость Легиона – сила наших врагов, которых, поверьте мне, не мало. Головорезы Ульфрика только рады будут, если среди легионеров произойдет раскол. И если это случится, но Скайрим погрузится в анархию, а наша с вами задача этого не допустить.
- Во имя Империи, - добавил он чуть спокойней.
- Во имя Империи, - эхом отозвались легионеры.
- Думаю ваши товарищи сообщили вам о том, что я им вчера сказал, - продолжил Амон, - с сегодняшнего дня мы начнем тренировки за городскими стенами. Но первоначально, я бы все таки хотел спокойно перекусить. Вольно, вы свободны легионеры. Рекомендую найти своих товарищей и готовиться к выходу. Идем сегодня в ночь. Надеюсь, приказ вам понятен?
- Так точно, префект! – хором рявкнули разведчики. Переглянувшись, они дружно покинули таверну.

Амон подошел к стойке и коротко кивнул хозяину таверны и собравшимся горожанам, заприметив коренастого орка и странного вида девушку в темных одеждах. Впрочем, данмер был осторожен и решил не привлекать их внимание. Он вновь обернулся к хозяину.

- хозяин, дай мне тарелку печеной картошки, оленью отбивную и головку козьего сыра, - подумав он добавил, - говяжью похлебку и нордского меда.
- Будет сделано, легионер, с вас тридцать два септима.
Амон отсыпал на стойку монеты и прошел через помещение к столику в углу зала. Присев за стол он развалился на стуле, немного расслабившись. С верхнего этажа спустился бард и перехватив лютню поудобнее стал ее настраивать. Данмер улыбнулся и потер переносицу, песни бардов он любил. Бард откашлялся и завел «За юность мы пьем..». Амон прикрыл глаза и не заметил как начал подпевать барду одними губами. Спустя несколько минут на столе уже стояла чарка нордского меда, а в тарелках дымилась и очень соблазнительно пахло жаркое и суп. Взяв в праву руку нож, он нарезал ломтиками козий сыр, оставив примерно половину, убрав ее себе в рюкзак, стоящий на полу. «В походе пригодится». Взяв ложку, Амон отхлебнул похлебку и с удовольствием зажмурился. Он стал с аппетитом поглощать похлебку, закусывая ее пряным козьим сыром. Тело постепенно наполнялось приятным чувством насыщения и тепла. Отпив нордского меда, Амон невольно выдохнул. Напиток имел очень любопытный привкус. «Интересно как его делают». Бард тем временем начал петь «Рагнара Рыжего», и собравшиеся на другом конце жители города дружно ему подпевали, дирижируя чарками с медом. Амон поднял свою чарку и отсалютовал ей нордам, на что те секунду перешептывались, но вскоре ответили тем же. «Все таки не очень норды любят данмеров, впрочем не только норды» пронеслось в голове у Амона. Он нарезал кусочками оленью отбивную и начал с аппетитом ее кушать, заедая печеной картошкой. Вскоре с блюдами было покончено и сытый Амон откинулся на спинку стула, глубоко вздохнув. Бард снова завел «Век Произвола», и тут вся таверна подхватила мотив, Амон с улыбкой подпевал уже в полный голос, чувствуя себя уже немного захмелевшим.

Отредактировано Амон Фетт (2012-10-08 08:55:42)